Культура и исскусство |
Архимандрит Августин (Никитин) |
Христианство и культура |
|
Окончание. Начало см.: Православная община, 1991, ╪ 5 Христианство и культура Древней Руси Церковная история свидетельствует, что, приняв христианство от Византии, святой равноапостольный князь Владимир побудил греков поделиться с Русью наследием своей культуры. Русская культура как одна из культур христианских и европейских родилась в тот момент, когда князь Владимир после глубоких размышлений окончательно избрал византийскую крещательную купель и стал таким образом зачинателем русской национальной культуры. Русская культурная традиция формировалась особенным, своеобычным путем в русле восточного христианства. Форма бытования Православия на Руси достаточно быстро из внешней, заемной, преобразовалась в национальную. Православие тем самым не только духовно объединило нацию, но и вобрало в себя и связало собою разрозненные элементы, совокупность которых и создает русский этнос. Богослужение на родном языке было особенно важно в этом процессе. История только одного народа зиждется на памятниках родного языка это история России, писал И.Г.Гердер. Но произошло это именно потому, что государство это осталось чуждо римской иерархии: Владимир не принял папского нунция. В других же странах Европы монашеская латынь вытеснила все, что только могла, а если она за что-то и достойна похвалы, то лишь за то, что в минуту нужды послужила узким мосточком, по которому античная литература перешла в лучшие времена (Гердер И.Г. Указ соч., с. 557.) Начавшееся в IV в. усиление Московского княжества получило благословение святителя Московского Петра и освящение преп. Сергия Радонежского чудотворца. Так начался грандиозный процесс христианизации, докатившейся до Соловецких островов на севере и до тихоокеанского берега Сибири на востоке. Одновременно шел расцвет духовной культуры. Иконописец Андрей Рублев (причисленный недавно к лику святых Русской Православной Церкви) является одним из активных участников этого процесса. Иосиф Волоцкий приглашает расписывать храмы знаменитого иконописца Дионисия; в монастырях работают переписчики хранители древнего наследия русского народа; слагаются новые церковные распевы. Трехсотлетие с XIV по XVII вв. стало периодом становления той уникальной духовно-политической общности русских христиан, которую назвали Святая Русь . К середине XVII в. русская духовная культура достигла кульминации. Об этом свидетельствует множество признаков и расцвет церковной архитектуры, и само количество построенных храмов, и специфика их внутреннего убранства. (Композитор Берлиоз, побывавший в России, писал про то, как он увидел церковь в селе Коломенском: Все во мне дрогнуло. Это была таинственная тишина. Гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь и долго стоял ошеломленный .) Русское национальное самосознание ощущало себя как христианское Русское Православие один из примеров симбиоза народной культуры и христианского вероучения. Христианизация русского фольклора и фольклоризация христианской агиографии одно из подтверждений данного тезиса. Жизнь нашла свое продолжение в житии, как и житие в жизни. Бытовой уклад крестьянина-христианина был не только евангельски аскетичен, но и ориентирован на Евангелие как на повседневное руководство. Как храм на Руси становился и духовным и культурным центром, вокруг которого селилось и духовно оформлялось население, так и каждая изба становилась продолжением храма. В красном углу начинался и кончался день в каждой семье. Здесь же вступала в мир новая жизнь и отходила на покой отживавшая. Молитвой скреплялось любое начинание. Молитва, пословица, присловье обогащали друг друга. Агиографический календарь слился с агрономическим. Православие укоренялось этнически и этим обеспечивало свое долголетие. Ни старая Англия , ни прекрасная Франция , ни ученая Германия , ни благородная Испания , ни одна из христианских наций не пленилась самым существенным призывом Церкви ни более ни менее а святостью, свойству Божественному. Смиренная Русь не обольстилась гордыми эпитетами, но дерзнула претендовать на эпитет святая , посвятила себя сверхземному идеалу святости, отдала ему свое сердце. Русь вбрала в себя святость как высшее назначение своей истории, своей культуры, как святость конкретного Православия, с его культом, культурой, аскезой и милосердием. В своем религиозном искусстве Русь обнаружила, несомненно, гениальность. Она также сумела создать могучее государство, о которое разбивались враждебные волны и с Запада, и с Востока. Более того, Россия взяла на себя ответственность защитницы Православия во всем мире, она стала в своих глазах мировой нацией, ибо московская держава постепенно сделалась носительницей, сосудом и защитой христианской культуры Востока Третьим Римом. Эта преданность и верность Руси Православию породила исторически необратимое своеобразие русских культурных традиций, которым суждено было подвергнуться испытанию в эпоху петровских преобразований. После 1612 года, завершившего эпоху смутного времени, внутреннее отъединение русского мира от Запада уже твердо закрепило особый восточно-европейский характер русской культуры, которую не стерла ни внешне, ни тем более внутренне западноевропейская реформа Петра Первого От удельного быта к самодержавию, от святой Руси к православному царству это была огромная ломка нравственных и религиозных понятий. Вассиан Патрикеев и князь Курбский были консерваторами, связавшими дело старого боярства с заветами св. Кирилла Белозерского и Никиты Сорбского. Вместе с погибающим классом погибали (или тускнели) и эти заветы идеал полутысячелетней жизни Руси, писал Г.П.Федотов. Это показывает, что и религиозная ценность, даже построенная на православной церковности, не предохраняет от революций в области культуры как духовной, так и социальной. Это понятно: культура, даже религиозная, есть область человеческого творчества всегда изменчивого, даже тогда, когда оно утверждено на камне веры. Прекращение движения есть смерть, застой тяжелая болезнь. Москва XVII в. была тяжело больна, скрывая свой недуг под обманчивым румянцем тучной дебелости и красками внешнего обрядования. Реформы (или революция) Никона и Петра были неотвратимым, хотя и опасным, средством спасти больного от паралича (Федотов Г.П. Указ. соч., с. 11.) Святой Руси Петр I противопоставил тезис светского государства и светской культуры. Петр I сделал России прививку культуры европейского Возрождения и гуманизма. Можно много рассуждать о последствиях этого синтеза для духовной жизни русского общества. Здесь следует сказать лишь о тех проявлениях этого воздействия, которые отразились на некоторых сферах отечественной культуры. Так, в области литературы Пушкин стал символом непрестанно осуществлявшегося синтеза культуры Востока и Запада. Акцент православной струи в русском синтезе с тех пор непременно возрастает. Гоголь это уже трагический порыв в сторону святой Руси . Достоевский утверждает пушкинский синтез, но зовет к той же святой Руси . Славянофилы, К.Леонтьев, В.В.Розанов выдвигают роль Православия в культуре и государственности. Владимир Соловьев, братья Трубецкие все они уже прямо осознают русскую культуру как культуру православную. Христианство и культура нового времени Во второй половине XIX в. в развитии русской культуры стали наблюдаться тревожные тенденции. Поколения, своими исканиями, покаянием укреплявшие русскую культуру на стезях Православия, с озабоченностью смотрели на возрастающее явление нигилизма в обществе. Нигилизм недаром связан с появлением на исторической сцене разночинцев, людей старой православной культуры, в большинстве случаев из духовной среды. Семинаристы самый заметный слой среди нигилистов. Как обяснить это? Не так ли, что в в своих семинариях, или шире, в старой традиции они не нашли культуры? (Федотов Г.П. Указ. соч., с.12) , вопрошал Г.П.Федотов. В начале XX столетия кризис русского общества усилился. Во время первой мировой войны русская культура была поколеблена до основания, как, впрочем, и европейская культура в целом. Через некоторое время этот процесс усугубился возникновением тоталитарных диктатур и шествием промышленной цивилизации. В России вся эта совокупность обстоятельств сочеталась с установлением государственной атеистической идеологии, преследованием духовенства и массовым закрытием храмов и монастырей. В условиях революционной катастрофы, потребления культурного слоя в России новый нигилизм грозит культурным срывом России, превращением ее в безбрежное и серое, допустим, православное и демократическое Пошехонье (Там же, с. 10.), писал тот же русский публицист в 1930 году. Оскудение религиозной жизни имело своим следствием кризисные и упадочнические явления в культуре, которые привели подлинное творчество к деградации и омертвению, поскольку народ, в котором каждое поколение начисто отрицает дело отцов, не может создать органической культуры. Вместо Бога был поставлен идол, обожествивший сам себя человек, и тогда уже необходимым последствием было все дальнейшее развертывание культуры, имевшей целью оправдать всюду человеческое обожествление (Флоренский П., прот. Указ. соч., с. 73), писал по этому поводу о. Павел Флоренский. Опасность омертвения грозит всякой обездушенной (или задушенной) культуре; с особенною остротой это ощущается в такое время, когда идет планомерный процесс усиленного выкорчевывания религии из души народа. Все чаще деятели отечественной культуры вынуждены были выполнять социальный заказ, втискивая свое творчество в прокрустово ложе соцреализма . Каково же было взаимоотношение религии и культуры в это смутное время? Искусство часто оказывается демоническим, но это не лишает его божественного происхождения, писал Г.П.Федотов. Диавол актер, стремящийся подражать Богу. Лишенный творчества он надевает творческие личины. Всего лучше он внедряется в подлинное, то есть божественное творчество, чтобы мутными примесями возмутить чистые воды. Музой является только Святой Дух, но гарпии похищают и оскверняют божественную пищу (Федотов Г.П. Указ. соч., с. 221). Построение культуры определяется духовным законом, возвещенным Самим Господом: Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет (Лк 12,34). Сокровище это духовные ценности, то есть то, что мы признаем обективным смыслом и оправданием нашей жизни. Этот принцип вошел в противоречие со сталинским вариантом социализма, лжеучения, ищущего Царства Божия в общей сытости (и на деле в обнищании), прославлявшего свой путь к государству будущего через трупы, поощрявшего низменные человеческие инстинкты и обесценивающего духовную жизнь. В стране шел процесс дехристианизации русской культуры, что предвидел о. Павел Флоренский, сам став жертвой антигуманного режима. Все области жизни: искусство, философия, наука, политика, экономика и т.д. не могут быть признаваемы самодовлеющими сущностями и суть только образы, которые действительно складываются по миру сему, но лишь тогда и лишь постольку, когда и поскольку культура вообще не усвояется по образу Христову, писал он. Если в области культуры мы не с Христом, то мы неминуемо против Христа, ибо в жизни нет и не может быть нейтралитета в отношении Бога (Флоренский П., прот. Указ. соч., с. 72.) Вполне понятно что не многие православные общины верующих, которые в те годы смогли сохранить очаги духовности в церковной ограде, придерживались консервативных традиций. Это было свойственно и части западных христиан, что свидетельствует о каких-то общих психологических предпосылках реакции на резкие социальные изменения, против их посягательств на основы христианских традиций. Итак, нескольким поколениям русских верующих было суждено пройти сквозь горнило новой, неизбежной, безрелигиозной идеологии и культуры. Долгие годы русские люди ждали возможности внешнего духовного раскрепощения, чтобы от государственного атеизма обратиться в полярно противоположную сторону к святой Руси. И поскольку с петровских времен в русской культуре происходили необратимые изменения, то сегодня ощущается потребность нового синтеза гуманистического достояния античной и западной культуры с Истиной Православия. Итак, русская культура новейшего времени вовлекается в начавшийся процесс сочетания православных традиций русского христианства с его способностью жить и творить в новой обмиршенной, к сожалению, светской стихии. При этом необходимо учитывать опасность смешения понятий возрождающейся и обновляющейся культуры и собственно Православия. Мы так привыкли веровать в культуру вместо Бога, что большинству представляется возможность различать понятия культуры и культуры нашего времени , предупреждал о. Павел Флоренский. Исторически такое отождествление глубоко ложно, ибо культура имела и может иметь строение весьма различное. Так, большинство культур, сообразно своей этимологии (cultura, то есть то, что имеет развиться из cultys), было именно прорастанием зерна религии, горчичным деревом, разросшимся из семени веры (Флоренский П., прот. Указ. соч., с. 71.) Завершая рассуждения о национальной русской культуре, можно вспомнить о том, что любая культура вообще индивидуальна, то есть национальна. Творец культуры душа народа, а она формируется под самобытным влиянием сложившейся религии. Культура арабская мусульманская, восточноазиатско буддийская, северо-американская протестантская. Культура русская православная. Если кто-либо еще этого не осознал, что без православного корня нет русской культуры, то это только признак незрелости нашего национального самосознания. Заключение За последние десятилетия европейская культура сделалась космополитичной. Во времена Средневековья она была универсальной, ибо предназначалась для всех, а ныне пытается быть универсальной, схватывая и перемешивая формы, заимствованные из других культур. Это относится как к странам Запада, так и странам Восточной Европы. В этом отношении разница между капиталистическими и социалистическими странами заключается в том, что, во-первых, массовая культура стала преобладающей, тогда как, во-вторых, она пока еще не подлежит контролю государства а оно предпочитает видеть массовую культуру идеологизированной, нацеленной на темы о труде, дисциплине и уважении авторитета. Однако велика и продолжает расти пропасть между такой идеологической декламацией и реальной культурой, а молодежь всей Европы увлечена одними ритмами, идеями и мифами. И вполне закономерно, что такая массовая культура, почти не соприкасающаяся с религией, получила название контркультуры. Она не может удовлетворить духовных запросов личности, но по большей части взывает к человеческим инстинктам. Современному человеку нужна христианская культура, не бутафория, а серьезная, действительно по Христу и действительно культура, писал о.Павел Флоренский. Во всяком случае каждому требуется искренне определить себя, хочет ли он и считает ли возможной таковую. Если нет, то тогда незачем говорить о христианстве и сбивать себя и других туманными надеждами на несбыточное. Тогда правы будут те, кто требует усилий устроиться как-нибудь иначе. Тогда наивны бессильные протесты против отрицания идеалов христианской нравственности, потому что без христианской веры они суть только праздные мечтания и как таковые мешают жизни: Если Христос не воскрес, то тщетна вера наша... станем есть и пить, ибо завтра умрем (1 Кор) (Там же, с. 73). Может ли церковь поощрять контркультуру, которая не вносит в человеческие отношения начала нравственности? Здесь Церковь должна быть на страже и на вооружении веры. И нам известно, как ревниво оберегали пастыри и учители Церкви сокровище веры от недостойных покушений неверия на чистоту и цельность соборного исповедания и единения. Контркультура, сознательно отвергающая христианское вероучение и вообще религиозные принципы, может быть сопоставлена с язычеством, причем не всегда в ее пользу. Творчество языческого человека, не знающего Христа, но и не предающего Его, тоже причастно божественным вдохновениям, писал Г.П.Федотов. Трудно сказать, стоит ли оно на последней ступени, или же выше, невиннее, святее грешных вдохновений отпадшего христианского мира. Правда то, что язычество никогда не падало так низко в своем вдохновении, как наше обезбоженное и обездушенное творчество. Однако в самой бездне падения, в мерзости Содома, ренегаты уязвлены Крестом, не чувствовать которого не дано уже грешникам. Из бездны открывается путь на Голгофу. Таким путем от Содома к Голгофе по преимуществу идет современная безбожная душа, не в силах смыть с себя печати забытого крещения (Федотов Г.П. Указ. соч., с. 229). Искусство должно умиротворять душу, успокаивать человека, волнуемого страстями; оно должно отвлекать от всего низменного и не переходить в языческий культ. Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое будет ввержено в геенну (Мф 5,30). Если искусство служит другим целям, если оно ставит другие задачи, если оно проповедует насилие, гнет, тогда во имя заветов Евангелия нужно отказаться от такой контркультуры. Но поскольку в современном обществе все же не утрачены окончательно связи с церковью, то даже не сознавая этого, от ее духовных источников продолжает питаться секуляризованные, оторванные от Церкви ее мятежные сыны. Их творчество отличается от христианского отсутствием признанного критерия. И оно может быть грешным и чистым, губительным и животворящим нередко в одно и то же время, в том же самом создании; и оно должно быть судимо Крестом. Являясь раскрытием лучших способностей нашего благоподобного духа, культурное творчество не отодвигает нас от Бога, а, напротив, к Нему нас приближает. Основной тенденцией культурного процесса служит стремление к обективизации на земле абсолютных ценностей истины, добра и красоты. В этом смысле культурное творчество по всей справедливости можно назвать устремлением человека к Богу . Правда, человек, в силу своей ограниченности, не застрахован от ошибок и заблуждений, и поэтому отдельные камни, заложенные в здании мировой культуры, могут быть негодными. Но творчество человека, в какой бы сфере оно не проявлялось, никогда не может претендовать на абсолютное значение и непогрешимость, поскольку оно есть именно относительное человеческое творчество. Известно, что все творчество нарушает общепризнанные нормы. Но не всякое новаторство духовно, не всякая культура созидательна: критерий Креста требует, чтобы в ней были распяты стихии... Здесь необходимо спрашивать себя: пронзен ли художник или созерцатель злом мира, его греховностью, его страданием? Сораспялся ли он Христу в лице малейшего из Его братьев или ничтожнейшей из земных тварей? Если да, если осанна его прошла через ужас сострадания, его видение мира будет христианским, его муза от Святого Духа (Федотов Г.П. Указ. соч., с. 226). Художнику-христианину силы для культурного творчества подаются в опыте таинства молитвы и духовной жизни. Это, конечно, не исключает возможности антагонизма в мире создаваемых им ценностей; например, аскетическое отвержение культуры или борьбу между отдельными религиозными или культурными сферами. Эта борьба может быть оправдана на путях к совершенству. Поэтому к представителям различных христианских конфессий обращены слова о. Павла Флоренского: Ни от чего не отрекаясь из усвоенного каждой церковью, христианам необходимо прежде всего водрузить стяг христианства как призыв к самопознанию христианского мира и к построению христианской культуры, да соберется около этого знамени стадо Христово (Флоренский П., прот. Указ. соч., с. 80). В отношении развития культуры мы должны принять слова Иисуса Христа: Без Меня не можете творить ничего , то есть ничего ценного. Это исключает мысль о только человеческом характере культуры. Действительно, культура по преимуществу дело человека, поставленного между Богом и космосом, но Богом вдохновленного на творчество. Дело в том, что в произведениях человеческого искусства созерцающий их воспринимает переживания, которые вложил в них художник; созерцающему произведения Высочайшего Художника открыта возможность приобщаться жизни Божественной; нужно только, чтобы всякий желающий читать великую книгу природы обладал достаточно чистым сердцем, ибо только чистые сердцем Бога узрят (Мф 5,8). Но почему же мы так мало наслаждаемся этим искусством, так мало даже его замечаем? Не от того ли, писал Д.Рескин в 1870 году, что мы любим больше свои, чем Его творения, мы ценим светлые стекла, а не светлые облака, расшиваем причудливыми узорами платья, покрываем яркой позолотой красиво устроенные своды, при этом не обращаем никакого внимания на небеса, творение Его рук, не видим звезд на этом необыкновенном небосводе, который сооружен Им? И выделывая купели и воздвигая колонны в честь Того, Кто пролагает путь рекам через скалы и при гневе Которого смущаются столбы земли, мы воображаем, что нам простится постыдное пренебрежение к холмам и потокам, которыми Он наделил наше обиталище землю; простится этот яд, которым мы отравляем ее душистый воздух, то пламя, которым мы сожигаем ее нежные травы и цветы, простится этот позор смешения роскоши и нищеты на нашей родной земле, словно мы трудимся исключительно для одной цели, именно, как бы наперекор той песне, которую поют херувимы с высоты, а люди внизу в церквах: Свят, свят Господь Бог наш. Небо и земля исполнены славы Твоей (Рескин Д. Лекции об искусстве, читанные в Оксфордском университете в 1970 году. М. 1990, с. 69-70). Поэтому, обобщая все сказанное, можно попытаться определить различные ступени христианского творчества. На самой вершине непосредственное стяжание Духа Святого , пишет Г.П.Федотов. Здесь человеческое творчество направлено на самого Святого Духа, и формой, восприемлющей его, является человеческий дух. Этот процесс протекает вне культуры, если не считать культурой аскетического очищения личности. Это творчество святых. Ниже стоит творческое вдохновение, исполняющее жизнь Церкви, ее литургику, ее искусство, ее умозрение. Здесь творчество направлено на богочеловеческий мир откровения и святости. Оно объективизируется не в человеческом духе, а в вечности: в формах, красках и звуках, в идеях и словах. Это творчество совместимо с личной греховностью, но предлагает участие в жизни Церкви и ее кафартическом процессе. Это творчество святое, творчество святого, хотя и не всегда творчество святых. Спускаясь ниже, мы вступаем в христианское творчество, обращенное к миру и душе человека. Оно всегда сложное чистое с греховным не святое, но освящающееся и освящающее (Федотов Г.П. Указ соч., с. 228). В христианстве нам даны неистощимые источники Святого Духа и вместе с тем возможность хранения их чистоты. Поэтому в своей оценке той культуры, с которой нам доводится ежедневно соприкасаться, следует руководствоваться словами апостола Павла, который говорил: Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною (1 Кор 6,12). И хочется верить, что человечество в конце концов увидит бесплодность попыток найти свет истины только через приобщение к культуре вне Церкви и веры, когда люди поймут проникновенную глубину святых слов: Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится к вам (Мф 6,33). Только светильник Христовой любви и может сделать человека способным восприять истину, ибо Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (1 Ин 4,16). |